"Рядом с умершей мамой я пролежал больше недели…"

Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года. Её жертвами, согласно последним рассекреченным документам, стали 42 миллиона человек. День Победы и воспоминания о войне всё в большей степени превращаются в праздничный карнавал, так что невозможно понять, как это было на самом деле. Поэтому мы говорим о войне с теми, кто её видел, нюхал, ощупывал, кто сумел выжить, несмотря ни на что и вопреки всему. Когда началась война, все эти люди, которым сейчас уже за 80, были детьми. Вот фрагменты их воспоминаний; полностью все истории слушайте в подкасте "Розовая Антресоль".

– В 1941 году, это было лето, нас вывозили из Москвы. Без родителей, одних. Мне было пять лет, сестренке три года. Мама с папой нас провожали, но родителей никого не брали, мест для этого в поезде не было. Родителей отводили цепями, чтобы поезд мог отправиться. Детей отправляли в никуда. Мы попали на Урал, в город, который называется Шадринск. Там, в эвакуации было очень тяжело. Во-первых, этот эшелон, с которым мы выезжали с сестрой, был размещен на территории бывшего туберкулезного санатория. Мы жили в тех же условиях, что и взрослые больные люди. Я даже не знаю, была ли там какая-то дезинфекция. Во-вторых, было очень голодно. Мне приходилось все время опекать сестру, поэтому я была помещена не в старшую группу, а в младшую группу. Без меня сестра оставаться не хотела. Конечно, хорошо, что нас не разлучили, но зато я наблюдала, как она существует в этих голодных условиях – ела лук, который сажали на окошке, вместе с землей. Я от этого очень переживала…

– Основное время мы были в городе Бершадь, Винницкая область. Это территория была отдана румынам, Антонеску. Часть города, где жили евреи, превратили в гетто. Туда заселяли евреев из Буковины, из Румынии, из самых разных мест. Была очень жуткая зима с 1941 на 1942 год. Все мои родственники умерли в эту зиму, все 12 человек. Причем никого из них не убили. Во-первых, не было что кушать, кроме того, умирали от болезней. У мамы опухло ухо, гной был из уха. У двоюродного брата ноги были отморожены. Мы лежали на нарах, занимали длинную площадь, но к февралю 1942 года нас осталось двое – я и папа, нары были пустые. Самое ужасное – это какое-то огромное количество мертвых тел. Трупы выносили в предбанник. Туалета не было, мы ходили на улицу, и чтобы пописать, надо было перешагнуть через несколько трупов. Тела убирали раз в неделю, и я с мамой моей умершей лежал больше недели, у неё уже запах был. А я лежал рядом, я там кушал что-то, что папа приносил…

– Когда немцы заходили в Ставрополь, по радио сказали, что немцы где-то далековато ещё, а они уже были здесь. У моей подружки (они тоже вдвоём с мамой остались, отца и брата на войну забрали) поселился какой-то начальник-немец, пожилой уже, в возрасте. Он там что-то писал, какие-то, видимо, планы делал. Он когда увидит нас, он очень дружелюбно подходил, залезал в свою машину – у него там всякие картинки, открытки висели – он залезет, наберет конфет и нам их целыми горстями давал. Но каждую ночь прилетал наш советский самолет, бомбардировщик, мы их "бомбовозами" называли. Они подвешивали бомбу и, как говорили взрослые женщины, мамы, бросали их где попало. Мы вырыли землянку возле хаты, накрыли её кукурузной ботвой, и вот когда залетал "бомбовоз", мама прибегала ко мне, я хватала одеяльце и подушку, и мы прятались в эту землянку в огороде. И сразу становилось спокойней. Я тогда не плакала и не боялась ничего. Казалось, что эта ботва кукурузная спасёт от снарядов…

Источник