Пенсионная реформа, маневры с нефтью и НДС загнали Россию в тупик

За последние несколько месяцев с небольшим временным лагом в информационном пространстве появились три значимых инфоповода, так или иначе касающиеся благосостояния каждого россиянина.

Во-первых, согласно докладу Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте России (РАНХиГС), роста поступлений по внутреннему НДС относительно ВВП не произошло, несмотря на то, что с 1 января 2019 года базовая ставка НДС повысилась с 18 до 20 процентов. А именно эти доходы предполагалось пустить на выполнение национальных проектов.

Во-вторых, по мнению экспертов, задуманный правительством налоговый маневр в нефтегазовой отрасли не принес никаких доходов в бюджет, а создал одни лишь конфликты.

Так, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков заявил Агентству нефтегазовой информации, что нефтяные компании сейчас, по сути, угрожают правительству.

— Если кабмин не выполнит свои обязательства, данные в начале года, и не повысит компаниям выплаты в рамках «демпфирующей надбавки», тогда нефтяники откажутся выполнять договор с правительством — повысят цены на оптовом рынке и увеличат экспорт нефтепродуктов… Однако те параметры, которые предлагает Минфин — рост демпфера за счет роста НДПИ выглядят абсурдно.

В результате, констатировал эксперт, нефть для НПЗ и, соответственно, нефтепродукты на выходе становятся дороже. А демпфер — это выплата государства нефтяникам, чтобы они эти более дорогие нефтепродукты делали дешевле для внутреннего рынка. Поэтому дальнейший рост НДПИ приведет к необходимости повышения либо демпферных выплат из бюджета нефтяникам, либо повышения цен на топливо на внутреннем рынке.

В-третьих, экономисты признали — никакого экономического эффекта повышение пенсионного возраста для нашей страны, несмотря на все правительственные мантры, так и не принесло.

«СП» попыталась выяснить у экспертов два момента. Во-первых, зачем же в итоге принимались и реализовывались абсолютно провальные, по сути, проекты, катастрофически сказавшиеся на благосостоянии всех без исключения россиян. Во-вторых, можно ли как-то нивелировать тяжелые последствия этих решений.

Про налоговый маневр

Действительно, налоговый маневр в нефтегазовой сфере оказался полностью провальным, считает главный аналитик банка «Солидарность» Александр Абрамов.

— Его смысл был в том, чтобы, с одной стороны, увеличить поступления в бюджет. С другой стороны, ожидалось, что поднятие внутренних цен до мирового уровня положит конец слишком расточительному и неэффективному использованию природных ресурсов, подстегнув компании к использованию энергосберегающих технологий.

Но ничего этого не произошло. Мы фактически лишились экспортных пошлин, хоть и компенсируемых повышением налога на добычу полезных ископаемых. К тому же, вместо бюджетных приобретений на практике правительству пришлось принимать решение о крупных дотациях бюджетникам, чтобы удержать цены на бензин. В итоге на дотации потрачены сотни миллиардов рублей, а проблемы остаются. Вертикально-интегрированные компании от этого, конечно, выиграли, но по факту была подорвана рыночная конкуренция. А в этом случае результат всегда одинаков — ухудшение качества услуг и продолжение роста цен на бензин.

— Сама конструкция налогового маневра, мягко говоря, сломана, — развил тему экономист и политолог Никита Масленников, — поэтому и дает обратный ожидаемому эффект. Причину на самом деле следует искать в моратории на повышение цен на топливо. Ситуация банкротства, в которую попал, в частности, единственный крупный независимый Антипинский НПЗ, многими аналитиками оценивается как прямое следствие такого налогового маневра. Учитывая, что параметры демпфирующего механизма до конца года и на следующий год еще не очевидны, динамика первых четырех месяцев вполне естественно вылилась в серьезный вычет из бюджета в пользу нефтяников.

На вопрос о том, зачем же тогда вообще затевался этот самый налоговый маневр, не приносящий бюджету ничего, кроме затрат, доцент кафедры фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС Сергей Хестанов, как уже сообщала ранее «СП», ответил:

— При достаточно высоких ценах на нефть и достаточно слабом рубле этот маневр приводит к тому, что либо на внутреннем рынке должна расти стоимость топлива, либо там банально образуется его дефицит. Кроме того, в 2024 году нам обещано обнуление экспортной пошлины. После этого теоретически стоимость топлива в России должна сравняться со стоимостью топлива в Европе. Морально нам уже пора готовиться к 1,2−1,4 евро за литр (87 — 102 руб. по текущему курсу — авт.). Просто одномоментное повышение цен до такого уровня было бы слишком болезненным, поэтому через субсидии и договоренности (часто неформального характера), резкий рост стоимости бензина будет сдерживаться, чтобы граждане, так сказать, успели привыкнуть.

«СП»: — Можно ли было поступить иначе, не прибегая к налоговому маневру?

— Следовало бы, — полагает Александр Абрамов, — наоборот, увеличить пошлины на вывоз природных ресурсов и снизить их на вывоз готовой продукции. Допустим, в Китае нет возврата НДС на экспорт природных ресурсов, а в сфере экспорта других товаров он прямо зависит от уровня их переработки. Тем самым стимулируется развитие высокотехнологичных производств. У нас же совершенно гигантские льготы нефтяникам, добыча в итоге растет последние несколько лет по 5−7% в год, но обрабатывающая промышленность стагнирует.

— Для исправления ситуации, — добавил Никита Масленников, — надо смотреть в целом на налоги в нефтегазовом секторе. Одновременно нужно провести очень тщательное исследование эффективности предоставленных компаниям налоговых льгот. По некоторым оценкам, до половины месторождений, а то и больше, имеет фискальные льготы, но что мы от этого имеем? Что получает, например, наша нефтехимия? Это для нас очень актуально, ведь на одних только жидких углеводородах страна жить не способна. Нужен перезапуск налогового режима во всем нефтегазовом секторе.

Про НДС

— За первые два месяца 2019 года, — констатирует, ссылаясь на статистические данные Александр Абрамов, — поступления от НДС все же выросли. На товары, производимые внутри страны — с 508 до 550 миллиардов рублей, на импорт — с 314 до 387 миллиардов.

Но стоит отметить два нюанса. Во-первых, до повышения НДС у нас торговля росла примерно на 3% в год. После же повышения темпы роста розничной торговли упали до многолетнего минимума, практически остановившись. Во-вторых, хотя бюджет и получает пока свой плюс, но повышение НДС негативно отражается на всей экономике в целом.

«СП»: — Каким именно образом?

— Это бьет по всей экономике тем, что рентный доход от размещения, допустим, финансовых активов или добычи полезных ископаемых остается столь же высоким, а работа на внутренний рынок в обрабатывающих отраслях становится менее прибыльной за счет двухпроцентного увеличения НДС. Если его переложить на потребителя — цены вырастут, и спрос упадет. Если не перекладывать — это ударит по рентабельности, поскольку вырастают издержки производства.

«СП»: — Имелись ли другие пути для решения вопроса по НДС?

— Тот же Китай в прошлом году, наоборот, снизил НДС. Но у них там непростая ситуация по объективным причинам из-за экономической войны с американцами, поэтому они и стимулируют экономику. А мы повысили налог, и у нас возникла стагнация на ровном месте — цены на нефть высокие, внешние условия благоприятные, а все равно темпы роста ВВП упали до 0,5% в 1 квартале. Ставку НДС, по-хорошему, вообще можно было понизить на 2%, но при условии отмены возврата налога на добавленную стоимость на вывоз полезных ископаемых.

«СП»: — Согласно планам правительства, доходы от повышения НДС должны быть направлены на национальные проекты. Но если бюджет все-таки не получит ничего стоящего от этого решения, как будет решаться вопрос с их финансированием?

— На самом деле бюджет России имеет приличный профицит, — напомнил Сергей Хестанов, — так что особых проблем тут нет. Другой вопрос, что сами по себе нацпроекты с точки зрения их эффективности не идеальны. В свое время в позднем СССР большинство подобных проектов оказалось либо ненужными, либо убыточными.

Взять хотя бы БАМ — сколько десятилетий прошло, а проект все еще остается дотационным, и необходимость его строительства вообще не очевидна. Если грузовики ЗиЛ раздать сейчас бесплатно, никто их не станет использовать, сразу порежут на металлолом. Потому что они столько бензина потребляют, что их эксплуатация в нынешних условиях экономически абсолютно невыгодна. А ведь сколько ресурсов в свое время правительство вложило в создание этого предприятия? Вот нечто подобное, боюсь, будет и с нынешними национальными проектами. Не факт, что после вложения колоссальных государственных средств они вообще принесут нам какую-то пользу.

Про пенсии

— Правительство, — напомнил Александр Абрамов, — ранее заявляло, что в ближайшие 2−3 года бюджет будет только терять от пенсионной реформы. Но такой подход государства к будущим поколениям чреват тем, что многие из работников и работодателей могут принять решение уйти в «серую» зону занятости и не перечислять в Пенсионный фонд часть доходов. Ведь теперь им стало ясно: нет никаких гарантий, что их ежегодные взносы и отчисления в Пенсионный фонд в результате очередной реформы не отберут. И снижение динамики этих отчислений мы еще увидим. И это только один из целого ряда негативных эффектов.

«СП»: — Так ли уж безальтернативно было решение о повышении возраста выхода на пенсию в России?

— Тут ситуация вообще удивительная. Если взять статистику самого ПФР за последние несколько лет, то можно увидеть, что объем дотаций на поддержание устойчивости пенсионной системы не рос, а снижался! Связано это было с тем, что, во-первых, балльная система с каждым годом повышала планку к необходимому количеству баллов и стажу для получения пенсий. Из-за этого все большему количеству граждан приходилось устраиваться на работу «по-белому», что повышало отчисления в ПФР. Либо они получали отказ в назначении пенсии — вновь экономия для Пенсионного фонда.

Во-вторых, хоть зачет в трудовой стаж времени работы гражданина при СССР и повышал определенным образом обязательства бюджета перед пенсионерами (так называемая валоризация пенсий), но численность таких граждан в силу естественных причин начала снижаться, а значит, в будущем бюджет на этом тоже сэкономит.

Наконец, отказ от индексации пенсий работающим пенсионерам позволял ПФР экономить значительные суммы, особенно если учесть, что трудящихся пенсионеров становится все больше. Таким образом, мы и без пенсионной реформы на горизонте 2−3 лет вышли бы в профицит пенсионной системы. И никакой финансовой необходимости повышать возраст выхода на пенсию не было. Надо было просто подождать пару-тройку лет, ведь к 2024−2025 годам приток молодых кадров на рынок труда увеличится, а количество лиц, выходящих на пенсию, наоборот, несколько сократится. Однако ничего этого, увы, учтено не было.

«СП»: — Можно ли сейчас что-то предпринять, чтобы каким-то образом эти пенсионные «новации» принесли хоть какую-то пользу нашей экономике, не оставшись в народной памяти исключительно как грабеж?

— Если говорить о реальном экономическом эффекте, — полагает Никита Масленников, — то нужно как минимум выстраивать систему непрерывного образования взрослых, чтобы несколько снизить риски трудоустройства для этих людей. Во-вторых, нужно восстановить зависимость пенсии каждого человека от стажа и заработка. Потому что так называемые пенсионные баллы очень сильно искажают картину, накапливая сильный эффект социальной несправедливости. Если эти вещи будут сделаны, тогда можно будет говорить о каком-то повышении пенсионного возраста, потому сейчас, по сути, это просто большое лукавство. Оно просто состоялось, и от него никакого эффекта не предполагалось.

Неутешительное резюме

По-хорошему, экспертов следовало бы еще спросить — а кто, собственно, несет ответственность за реализацию решений, не принесших нашей экономике ничего, кроме увеличения бюджетных затрат? Но на этот вопрос очень эмоционально и емко уже отвечал «СП» председатель Национального союза защиты прав потребителей Павел Шапкин. Он, напомним, еще в феврале заявлял:

— Да, у нас есть парламент, который создан властью с одной только целью — чтобы люди массово не выходили протестовать на улицы. Но с точки зрения законотворчества — это полный бред. Ну как один депутат, даже семи пядей во лбу, может вспомнить хотя бы название одного из семидесяти законов, за которые ему приходится ежедневно голосовать, не говоря уже о прочтении этих документов? И в итоге при принятии закона, предположим, 200 депутатов голосуют «за», 100 «против», а 50 воздерживаются. Вуаля — закон принят. Но какой же это закон? Раз такое разделение — значит, вещь сырая и работать не будет. Нужна соборность другого масштаба.

Ни в Госдуме, ни в правительстве, вообще нигде у нас не существует нормального механизма обсуждения деловых проблем. Есть совершенно абсурдное экономическое мышление у экономического блока правительства. Просто у нас в министерствах, даже в Минфине, сидят, по моему мнению, бухгалтеры средней руки. И самое печальное, что исправить тут ничего нельзя. Уж даже если сам Глазьев, советник президента, бегает по коридорам и хватается за голову, что уж обо всех остальных говорить? Весь этот абсурдный курс выливается в реальные человеческие трагедии.

Источник